«Песенки поет да орешки все грызет». Белка князя Гвидона – пожалуй, один из самых запоминающихся образов в сказках Пушкина. В то же время она едва ли не самый загадочный персонаж. Попробуем разобраться в истории белки и выяснить, откуда она взялась.
Хотя наследие Александра Сергеевича в наше время изучено вдоль и поперек, вопрос о происхождении белки несколько покрыт мраком. В той сказке, что поведала поэту няня Арина Родионовна и которая затем легла в основу «Сказки о царе Салтане», этого животного нет, зато есть говорящий кот. Образ белки, грызущей золотые орешки русскому фольклору совершенно чужд. В одно время литературоведы сошлись на том, что Пушкин ее просто придумал, и закрыли тему.
Однако в начале 20 века в деревне Усть-Цильма Архангельской губернии была записана сказка «Федор-царевич, Иван-царевич и их оклеветанная мать», по сюжету очень похожая на «Сказку о царе Салтане». В ней также имеется поющая на сосне белка (правда, без золотых орешков). Можно, конечно, предположить, что сказка Пушкина вторично попала в народ и была пересказана простодушному фольклористу. Однако есть и еще свидетельство того, что образ волшебной белки был не «совершенно чужд» русскому фольклору.
В так называемом Олонецком сборнике заговоров, который был составлен в середине 17 века, причудливо перемешались русские и финские тексты. Среди русских есть и такой: «Есть море окиян, едет из окияна моря человек медян; и конь под ним медян, и лук медян, и стрелье медное; и тянет крепок лук и стреляет метко. На мху стоит сосна золотая, на сосне золотой белка золотая. И пострелит медной человек белку золотую и вынимает у ней сердце булатное…» Надо понимать, что сердце белки использовали как некое лекарство.
Составителей этой рукописи никак нельзя обвинить в подражании Пушкину, поэтому остается заключить, что белка на сосне у моря была известна фольклору на русском Севере на протяжении многих веков. Александр Сергеевич немного меняет образ сосны у моря на ель в лесу, но белка все же попадает на «окиян-море», когда Гвидон переносит ее на свой остров. Кстати, остров Буян часто упоминается в заговорах XIX в.
Если взглянуть на географию сюжетов о белке, то Олонецкий сборник найден где-то в Карелии, сказка, где упоминается поющая белка на сосне — в республике Коми. Арина Родионовна родом была из деревни Суйда Копорского уезда, у которой даже название типично финно-угорское. И вот перед нами косвенное свидетельство того, что Пушкин получил историю поющей белки все-таки от своей няни, хотя и не в составе сказки, которая позднее станет «Сказкой о царе Салтане».
Удивительно, как фольклорные тексты путешествуют самым причудливым образом: так, знакомая нам с детства сказка В. Гаршина «Лягушка-путешественница» восходит к древнеиндийской сказке о черепахе-путешественнице из сборника «Панчатантра», но, откуда непосредственно писатель позаимствовал историю, неясно, потому что к XIX в. переводы и переделки сюжетов «Панчатантры» расползлись по всему миру.
Запутанность истории пушкинской белочки скорее правило, нежели исключение. Можно достаточно уверенно предполагать лишь то, что этот образ возник на финно-скандинавском культурном пограничье и оттуда время от времени попадал в русский фольклор. Как именно с ним познакомился Пушкин — через какой-то вариант сказки, оставшийся незаписанным, или через заклинание от порчи - вопрос остается открытым. Золотые орехи с изумрудными ядрами, вероятно, поэт домыслил сам. История белки князя Гвидона еще раз показывает, как мало мы знаем даже о, казалось бы, хрестоматийных литературных текстах.