«Степная новь» продолжает медиапроект, посвящённый 50-летию начала строительства Байкало-Амурской железнодорожной магистрали (БАМа). Этот тяжелейший, но грандиозный проект воплотился в жизнь благодаря героическому труду обычных людей: строителей, железнодорожников, военнослужащих. В их числе были и староминчане. Ранее мы уже рассказывали в трёх публикациях о периоде работы и жизни на строительстве БАМа некоторых наших земляков. А сегодня предлагаем полные драматизма и поэтичности воспоминания староминчанки Ольги Юрьевны Сергань.

Будто оказались на другой планете

– Мой  муж  Анатолий Максимович Сергань родился в станице Новодеревянковской соседнего нам Каневского района Кубани. Когда ему было три месяца, погибла мама. А в шестимесячном возрасте его усыновили другие родители, дав уже свою фамилию и отчество. Только имя у него осталось настоящим. 

1976 году Толик блестяще окончил среднюю школу. Затем пять лет учился в Ленинграде в Высшем военном железнодорожном училище им. Фрунзе, инженерный факультет которого окончил с отличием и был направлен на строительство Байкало-Амурской магистрали в путевой батальон Железнодорожных войск. 

Мы уже были женаты, с нами была годовалая дочурка. До сих пор помню, как в первый раз добирались к месту службы мужа. Из Ростова-на-Дону прилетели в Москву, там лили дожди, двое суток ждали лётной погоды. Наконец тучи развеялись, и мы полетели в Дальневосточный военный округ.

В Читу «Аэрофлот» доставил нас гражданским Ту-154. До Тынды пришлось добираться на поезде, так как билетов на внутренний рейс не было. Туда летали Як-40, взлётная полоса Тынды из-за эрозии почвы и вечной мерзлоты принимала только небольшие самолёты.

И вот мы на другом конце нашей огромной страны. Словно на другой планете! Двадцатые числа августа, но под ногами – снежная каша. Тот августовский снег вскоре, конечно, растаял. Но уже к концу сентября снег ляжет на землю белоснежным зимником. Иии… до самого мая!

В Тынде мы двое суток прожили в общежитии для военнослужащих. Там было несколько семей офицеров, тоже приехавших по распределению. Затем в штабе были подписаны требуемые документы, и мы отправились в Путевой батальон, который стоял на 41-м километре от Тынды, на восточном участке БАМа. 

Про себя отметила Тындинский вокзал 1981 года. К тому времени мы уже видели архитектурные комплексы вокзалов Ростова-на-Дону, Краснодара, Москвы, Бреста, Ленинграда. Много раз там фотографировались. В Тынде же в то время вокзал представлял собой выкрашенный синей краской сборнощитовой домик, до отказа забитый пассажирами…

Отрезок пути до затерянного в тайге батальона преодолели на поезде. В то время 40 км по Бамовской трассе состав «Спутник» из 2-3 вагонов проходил за 2,5 часа. Дорога еще не была сдана в постоянную эксплуатацию, отсюда и низкая скорость движения. 

У вагона нас встретил помощник дежурного по части Игорь Соломатин с двумя солдатами. Какая радость, он оказался из Батайска, почти что наш земляк! Однако мы не увидели ни вокзала, в привычном его понимании, ни какого-то обозначения или знака с названием населённого пункта. Поезд просто остановился напротив сопки, где расположилась воинская часть 45896, с которой и началась наша служба. 

Солдаты и Игорь помогли донести вещи. Игорь познакомил со своей женой Светланой и ушёл на службу. Ночевали у Соломатиных в вагончике, долго разговаривали. И у нас, и у них уже были маленькие дочки. А через два дня мы перешли в свою квартиру в сборнощитовом доме. 

Заняли две крохотные комнатки, которые разделяла печка, которая, кстати, была истоплена и побелена. Свежепоклееные обои досыхали уже при нас. В части ждали молодое пополнение офицеров, поэтому сделали к их приезду косметический ремонт.  

Суровый норов стихии

У мужа началась повседневная служба, я находилась в декретном отпуске. И ещё не знала, что предстоит пережить 60-градусные морозы, причем страшные, долгие, вымораживающие не только тело, но и душу. Что придётся таскать воду, которую привозила водовозка, наполнять две 250-литровые бочки из-под мазута, выжженные изнутри и залитые смолой для дезинфекции. 

Но еще тяжелее было военнослужащим и строителям. Работы на «ветке» велись практически круглые сутки, их отменяли лишь при минус 60. Но это было редкостью. «Работа – план, и так весь Бам!» – говорил наш главный инженер, о котором мой муж и все его подчинённые отзывались с огромным уважением. 

И солдаты, и офицеры при такой зимней стуже работали по десять минут, меняясь взвод за взводом, чтобы согреться у костров. Обжигая при этом валенки, рукавицы, лица. 

В то же время невозможно было не восхищаться этой величавой, дикой, необузданной, незнакомой природой. А по ночам вспоминать родные места. Для одних это сладкий инжир Армении, других - теплый Каспий. А для нас – шелковица и жердёлы Староминской, пионерские лагеря Кабардинки и Анапы. 

В то время я не представляла себе, как это ночью поднимать на нужную высоту взрывчатку, закладывать ее в крутые скалы, подрывать их, чтобы проложить шпалы и рельсы. Как летом во время дождя бамовские реки мгновенно переполняются водой, которая становится кипящим бурным потоком, сметающим всё на своём пути. Даже огромные лесины вырывая с корнем. А порой и срезая мосты. 

И как эти реки, разливаясь по низовью, топят тайгу, карьеры, уничтожают дома и всё живое. Как вертолётчики снимают с деревьев людей, изо всех сил стараясь выровнять машину. Как солдаты и офицеры, рискуя жизнью, стоя на мостах, натянутых в струну, отталкивают огромные лесины от опор.

Как солдат-водитель и мой муж будут рубить и ломать ветви кедрового стланца. Жечь, жечь и жечь их всю ночь, в 50-градусный мороз, чтобы не замерзнуть, безнадёжно ожидая помощь. 

А она придет лишь под утро. Из Зейска ехали гражданские в Тындинский аэропорт, они их тогда и подобрали! Ни тулуп, ни унты, ни варежки мехом внутрь не спасают от его величества Мороза, когда ты в его власти девять часов подряд.

Вспоминаю потрясающий вид из окна нашей кухни. 

Панорамное обозрение реки Гилюй! А с высоты сопки, где был наш дом, лениво разлеглись две Гилюйские излучины, два грациозных изгиба. 

Свое начало эта река берет с южных склонов Станового хребта.  У Гилюя быстрое течение, много перекатов и порогов. Вода ледяная! Гилюй – это искаженное с эвенкийского «гилля» - холодный, прозрачный, студеный. Впадает река в Зейское водохранилище.

Вечная мерзлота – очень коварное явление. Для нее характерны подземные протайки, ямы, течение грунта по склону (термокарст). За одну ночь в районе 315-го моста в направлении Зейска почти полностью ушла под землю насыпь метров 70 высотой и метров 200 длинной. Бесшумно так – оп, и ушла в недра. 

А рельсошпальная решётка над этими чудовищными ямами просто провисла. 

Ответственность 20-летних парней

Анатолий Максимович Сергань, как и тысячи советских солдат и офицеров, строил в вечной мерзлоте одну из самых сложных в мире железных дорог. Сложных по климатическим, географическим и топографическим условиям. 

«Мы жили в условиях резко-континентального климата. Зимой морозы зашкаливали за минус 60 градусов, летом бывало до + 30. Бамовскую трассу прокладывали по скальному грунту, через болота и мари, в условиях вечной мерзлоты. И эта мерзлота с трудом поддавалась людям и современной технике.

Работы велись всегда: и в жару, и в самую лютую стужу. Две тысячи раз взлетал и падал молот копра, а рельсовая свая углублялась всего на 20 сантиметров. Скальные грунты, полутораметровая толщина вечной мерзлоты, трескучие холода – всё противостояло железнодорожникам. Только через три дня свая, пробив толстый лед, достигла нужной отметки.

Замерзали дизель-моторы, их обогревали факелами. Рядом с копрами разводили костры, чтобы менять вышедшие из строя детали машин и механизмов. Скобы, болты, штыри ломались от мороза как спички. Здесь же устанавливались передвижные кузни и пилорамы…», – написал в своей книге «Дорога, которую не выбирали» генерал-полковник Г. Когатько, начальник железнодорожных войск. 

Никогда не задумывалась раньше о той ответственности перед страной, которая легла на плечи этих 20-летних парней. По сути, ещё пацанов. Ответственность за план и качество стройки, за жизнь и здоровье солдат перед их матерями и Богом. Ответственность за технику, свои семьи, за самих себя в неимоверно тяжелых условиях. 

Самому железному дорожнику на свете, моему мужу Анатолию Сергань

Самому железному дорожнику на свете,

Кто с батальоном строил БАМ

В мороз, и снег, и ветер. 

Кто на плацу не раз хрипел: 

«Равнение на знамя!» 

И кто бойцам с улыбкой пел: 

«Удача будет с нами».

И кто в морошковом раю 

В руках баюкал сына:

«Ведь только в Бамовском краю 

Рождаются мужчины!»

Кто почту с нетерпеньем ждал,

Летящую по средам.

Дорога, станция, вокзал, 

Железная Победа!

Кто на лапчатке ночевал

В мороз за шестьдесят.

Да, что скрывать, ведь он не спал -

Берёг своих солдат.

Да, что там врать, ведь он молил

И Бога, и Святых -

У снежных Становых перил

Оставить их живых.

Уже последнее звено 

Весь путь соединяет.

Рукопожатье, праздник, но…

Кто слёзы там роняет?

Приказ: «Слезу с лица смахнуть!»

Ведь плакать бесполезно.

Карьер, разъезды, шпалы, путь…

Дороги звон железной! 

Бамовская трасса прошла по труднодоступным районам Иркутской, Читинской, Амурской областей, Бурятской АССР, Хабаровского края. Пересекла семь горных хребтов: Байкальский, Северо-Муйский, Становой, Туранский, Кадарский, Дусе-Алинский и Тукурингрский. И 16 крупных рек, включая Лену, Киренгу, Витим, Зею, Амгунь, Бурею, Амур, Олёкму. А всего водных преград было на БАМе более трех тысяч! И через каждую проложены железнодорожные и автомобильные мосты.  

Одновременно это было место дикой, загадочной красоты. Хребет Тукурингра – по-настоящему заповедное место на Амуре, наполненное мифами и легендами. Он назван именем прекрасной эвенкийской девушки. Много было повсюду «гольцов» – оголенных скалистых вершин, окруженных щебневым шлейфом, поднимающихся выше границы лесной растительности и зоны альпийских лугов. А название реки Зея переводится с венкийского как «острие ножа».

Служил на БАМе – гордись. Не служил – радуйся

Наш батальон располагался на одном из отрогов Тукурингрского хребта, это часть горной цепи длиной 230 км в Амурской области. Район называли ОХР (особо холодный район). Поэтому возле нас не проживали местные жители, но иногда эвенки и орочи приезжали в наш армейский магазин. 

Семь рубленных домов на одну, две и четыре семьи плюс ещё четыре сборнощитовых дома, по несколько семей в каждом. Вот и весь таёжный городок.  На соседней сопке – воинская часть, плац, казармы, столовая, клуб, магазин, склады. 

Холодно. Стыло. До одури люто.

Озеро лопнуло. Смерзлось до дна.

Видимо что-то Господь перепутал –

Триста ночей над Гилюем зима...

В декабре 1984-го, январе 1985-го наш батальон был прикомандирован к Чегдомынскому корпусу. Прежние объемы работ на нашем участке были успешно выполнены. Фактически это была передислокация на расстояние в почти 1500 км. Но в военных билетах написали – командировка. 

В части началась суматоха. Рычали и буксовали «Камазы», магирусы, погрузочные краны. Перво-наперво вывезли артсклад, с собой нужно было взять только рабочую технику и   личный состав. 

Упаковка, увязка, погрузка на платформы. Неизбежные тревога и безысходность. Ведь семьи офицерам было везти некуда. А морозы опять за пятьдесят. Мужчины уехали, и среди тайги, в домиках, прилепленных к сопкам, остались женщины (среди них четыре беременных на больших сроках), дети, собаки и взвод охраны. 

Мы понимали: надо выживать, помогая друг другу. У каждой семьи - высокие поленницы дров в сараях. Замешательство длилось, наверное, неделю. Но почти у всех дети, и когда позволяла погода, мы гуляли с ними на улице, катали на санках. 

Мы всё также носили воду в ведрах из водовозок, топили печи, готовили борщи, пекли пироги, устраивали деткам концерты. То у меня, то у подруг дома. А «микрофоном» была скакалка. Пели песни, читали стихи, рассказывали сказки, крутили диафильмы. Выступающим, нашим малышам, мы хлопали, вызывали на бис, всем вручали призы! В общем, старались жить, как и до передислокации части. 

А ночью прислушивались к каждому звуку за окном, завыванию сумасшедшей вьюги, когда ветер бьет по стёклам, когда от мороза ёжится и вздрагивает дом. Боялись чужаков, медведей и рысей. 

В таком душевном надломе прошли два с половиной месяца. На Воспорухан, где разместилась наша в/ч, несколько женщин с детьми, в том числе и я, добирались двое с половиной суток. Вагоны были старые, сквозило со всех щелей, несло холодом от окон. 

Моим деткам еще не было пяти и трёх лет. Не поездка, а борьба за выживание. Эшелон постоянно тормозили на станциях, что-то проверяли, осматривали крепежи, сцепляли-расцепляли. И только потом давали зеленый свет. До нового места службы мы добрались 8 марта. Но Толик меня не встретил, оказалось, полетел за нами из Чегдомына до Тынды, а на 41-й километр добрался на попутках. 

Каково было его разочарование, когда обнаружил, что квартира на замке. Сначала подумал, что я с детьми, ничего не сказав ему, уехала к родителям на Кубань. Очень расстроился. Потом, сломя голову, помчался во взвод охраны, уточнить, где мы. Там его обрадовали: мы, оказывается, поехали к нему.

Наша с тобой биография

Молодым сегодня не понять, но связи тогда в тех местах практически не было. Не знаю, есть ли она сегодня. На Воспорухан муж прилетел уже на следующий день, 9-го марта. Потом весь батальон, да и мы тоже, долго смеялись. Говорили: ну, вот, поехали друг за другом, но в разные стороны.

Поселились в вагончике: направо – наши две комнатки, налево – ещё одной семьи. И так всех новоприбывших офицеров и прапорщиков. В полку, куда мы прибыли помогать строить дорогу, не было «лишнего» жилья. Только вагончики, поставленные друг напротив друга коротенькой «улочкой», обтянутые и забитые чем только можно для утепления. И тут же – вертолётная площадка. 

Нам было удивительно: мы не на сопке – на ровной местности. Пусть в неширокой, но долине. Как мы узнали потом – в долине смерти. Там были разломы земной коры, повышенная радиация… Но кто из нас задумывался об этом тогда?! Молодость, счастье, любовь! 

Верхнебуреинский район расположен в западной части Хабаровского края. Наибольшая протяженность с юга на север – 370 км, с запада на восток – 300 км. Территория большей частью занята болотами и горными хребтами – Малым Хинганом, Буреинским и Дуссе-Алинским.

Странно, но уже тогда мы знали: закончится стройка, уйдут батальоны и наши «пятачки», на которых стояли дома, зарастут, исчезнут в непролазной тайге. Она быстро восстановит свои права, залатает эти проплешины. И все же больно воспринимать сегодняшний статус Воспорухана в интернете - заброшенное населённое место. 

А ведь здесь кипела в 80-х сложнейшая, серьёзная, слаженная работа. Каждый – будь ты простой солдат или офицер – выполнял её добросовестно. И нередко – самоотверженно, не щадя здоровья и самой жизни. И в то наше время как должное воспринималась армейская присказка: «Два солдата желдорбата заменяют экскаватор».

Мой Анатолий серьёзно увлекался фотографией, участвовал в фотовыставках. Сотни снимков сделано им: интересных, красивых. Часть из  них публикуется в этом материале. Теперь это история нашей семьи, жизни. История нашей страны. 

А сколько на БАМе осталось настоящих друзей! 

Наш с мужем бамовский период – ровно шесть лет. После Воспорухана вновь вернулись всей семьёй в наш первый посёлок на 41-м километре восточного участка, где до сентября 1987 года продолжали достраивать «железку». После чего по приказу руководства Желдорвойск отправились в МНР, под Улан-Батор, помогать строить железные дороги братскому монгольскому народу. Так начался уже совсем другой период нашей трудовой биографии… 

Анатолий Максимович Сергань начинал службу на БАМе лейтенантом, завершил в звании капитана. От простого инженера вырос до начальника проектного бюро корпуса. Ольга Юрьевна Сергань, после рождения сына Владимира и положенного по закону декретного отпуска, также служила в Железнодорожных войсках СССР, получив военный билет. В 1983-1987 годах работала радиотелефонистом на бамовских участках. Они служили не за награды и высокие зарплаты – по долгу гражданской ответственности.