Валентина очень гордилась своими сыновьями: старшим – Петром и младшим – Павлом. Ведь вырастила она их без мужа. Пётр был любимцем отца, офицера спецназа, который часто отлучался из дома по долгу службы. Женщина в тревожном ожидании места себе не находила: припадала то к экрану телевизора, то к радио в надежде хоть примерно определиться, куда же на этот раз забросила мужа суровая офицерская судьба. Нехорошие предчувствия особенно донимали, когда она была на последних месяцах беременности Павлом. Даже в церковь зачастила, по-своему умоляя Всевышнего спасти и сохранить её воина. Но, увы, горе вошло в дом грузом-200… 

Месячный Павел вёл себя беспокойно, кожей ощущая состояние матери. Пётр, уже десятилетний крепыш, переносил страдание по-мужски стойко: сжав зубы, на кладбище, стоя у цинкового гроба, не проронил ни слезинки. Лишь появившаяся, как шрам, глубокая складка на переносице говорила о том, что он не по-детски переживает трагедию. На память от отца сыновьям остались самодельные из пуленепробиваемой стали нательные иконки на суровой нитке с выгравированными на них ликами святых Петра и Павла.

Рано повзрослевший Петя, требовавший теперь обращаться к нему по имени Пётр, а не иначе, стал для маленького Павлика не только старшим братом, но и по-своему смог заменить отца. Брал его везде с собой, приучал к жизни, защищал, одновременно наставляя давать отпор самому, стоять за себя до последнего. К совершеннолетию Петра авторитет двух братьев и в школе, и во дворе был непререкаем, сверстники их уважали за справедливость во всём, честность в поступках и бесстрашие.

Одно беспокоило рано поседевшую мать: желание старшенького пойти по стопам погибшего отца, быть на рубеже атаки, не прячась за отсрочки, отдать долг Родине - и непременно там, где служат по-настоящему. Как ни отговаривала, как ни умоляла со слезами на глазах родительница, Пётр подался на южную границу Отечества. Сам напросился, хотя была возможность отсидеться поблизости где-нибудь при штабе.

Вернулся через два года возмужавшим, без единой царапины. Хотя за спины солдат подчинённого ему взвода разведки не прятался, а был всегда впереди, даже если это противоречило военной науке, о чём лучше всяких слов говорили заслуженные им боевые награды: орден «За личное мужество» и медаль «За боевые заслуги».

Ах, как был рад возвращению старшего младший брат, уже величаемый во дворе уважительно Павел, который, соскучившись, и часа не мог выдержать без дорогого ему человека. Глядел на него во все глаза, ловил каждое слово. Пётр, вспомнив себя таким же вот восторженным пацаном во время последней встречи с отцом, прибывшим на побывку из очередной «командировки», решил свозить Павла на озеро – любимое место отдыха всей семьи.

Пётр сразу же нашёл родной обрывистый под два метра глинистый берег, прикрываемый с озера поседевшей от времени плакучей ивой-бабушкой. После установки палатки на старом месте, откуда открывался радующий глаз вид на спокойную озёрную гладь, изредка нарушаемую садящимися на воду утками, пошли рыбачить. Богатое рыбой озеро не оставило братьев без вечерней ухи, которую они уплетали за обе щёки, наслаждаясь её свежим изысканным вкусом, звёздной благодатью наступающей ночи и родственным близким общением у костра, салютующего искрами в высокое от звёзд мирное небо. Даже не верилось, что где-то в этот момент на планете могут идти войны, гибнуть люди, проливая свою кровь за чьи-то идеалы, хотя жизнь так коротка и единственна у каждого…

Угомонились почти под утро, когда над парным озером начал подниматься туман, укутывавший, словно одеялом, вольно раскинувшуюся в своём сне водную гладь… На рассвете Пётр проснулся в самом прекрасном расположении духа. Не став тревожить сладко спящего братишку, отправился по туману проверить поставленные с вечера в заветной заводи две сплетённые ещё отцом сети, чтобы вернуться домой не с пустыми руками, порадовать мать. Улов превзошёл все ожидания – пришлось даже перебирать пойманное «живое серебро». Вроде бы ликовать надо, однако обратно Пётр возвращался в какой-то щемящей душу тревоге…

Несмотря на туман, всё прояснилось на подходе к их стоянке, у которой он разглядел замызганный джип с такими же грязными номерами. Из багажника какие-то две тёмные личности вытаскивали завёрнутые в целлофан трупы своих жертв, чтобы тайно захоронить под глинистым берегом обрыва под ивой… К такому жесткому повороту так славно начавшейся поездки Пётр, конечно, готов не был. Его прошиб озноб с потом, заливавшим глаза. Но бывший командир разведвзвода через мгновение собрался, сориентировавшись на местности, сообщил по мобильному кому следует о преступлении, невольным свидетелем которого оказался, и стал решать, как бы ему половчее, пользуясь внезапностью, задержать и, если повезёт, обезвредить криминальную парочку. А то туман рассеется, и бандиты сразу же заметят стоящую наверху палатку, где спит, ничего не ведая, самый дорогой после матери человек – его младший брат Павел.

Где перебежками, а где ползком добрался Пётр до джипа. Через открытые двери на переднем сидении увидел «калаш» на взводе и барсетку с документами, которые мгновенно перекочевали в его руки – сразу стало как-то легче дышать… Подошедший к машине за куревом один из подельников внезапным броском из темноты с прикладом вдогонку был без шума обездвижен и связан. Второй бандит с лопатой в руках, поздно заметив подошедшего почти вплотную рослого чужака в десантной робе с «Калашом» наперевес, от безысходности метнул инструмент в Петра и рванул напропалую вдоль берега, но, легко настигнутый, сдался без боя.

Старший брат собрался потихоньку будить младшего, как вдруг случилось то, чего так боялся Пётр. Оказалось, был третий, которого он не заметил. Бандит, явно главарь, куда-то отлучился, но, заметив палатку, проник в неё, выпытывая с пистолетом в руке у испуганного Павла, кто ещё с ним здесь рыбачит. Мальчишка, превозмогая страх, не проронил ни слова, за что получил рукоятью по голове и был выволочен за волосы наружу для расправы – там-то они все и встретились!

В бессильной ярости преступник приставил ствол к виску трясущегося в ознобе Павла и дико заорал: «Брось автомат, мусор, прочь от машины, или разнесу башку пацану – мне терять нечего!» Весь побелевший Пётр медленно положил оружие на землю – и тут же раздался выстрел: пуля, попавшая почти в упор в грудь, опрокинула юношу, который от нестерпимой разрывающей боли через мгновение потерял сознание – последнее, что успел заметить своим угасающим взором, – упавшего от толчка Павла, бандита, пытающегося скрыться на своём замызганном джипе, и проблесковые маячки, мелькнувшие вдали за рассеивающимся туманом…

Очнулся Пётр уже в салоне скорой помощи. Над ним склонились плачущий от радости за него и всего пережитого живой невредимый Павел, медсестра, налаживающая капельницу, и крёстный, близкий друг отца дядя Игорь, что по сей день в спецназе. «Что, сынок, пришёл в себя – вот и ладненько! А ты счастливый у нас, Петька! На – держи… – и офицер протянул своему крестнику его нательный образок с увязшей в нём пулей. – Отцова вещица, вон сколь лет прошло, а она до сих пор оберегает тебя, Петенька, и слава Богу! Доктор сказал, что немного грудина помята, но от этого не умирают – вот подлечишься, отучишься и давай к нам, на отцовское место, Родину защищать… Ну, бывай, мать я, не беспокойся, успокою. Эх, был бы жив отец, порадовался бы, какой у него парень-то вырос, настоящий спецназовец!»

Дверь захлопнулась, и реанимобиль с мигалками помчался по прямой трассе в больницу. Всю дорогу Павел не выпускал руки Петра из своих, успокаивая его, как маленького, хотя самому досталось не меньше… «Ещё повоюем, братишка!» – как можно веселее молвил старший. «Мы же вместе – обязательно повоюем…» – отозвался младший и широко по-детски ему улыбнулся.

Е. Букурова.